Глава 20
И вот день, которого с волнением и надеждой ждали Фернанду, Милена, Лидия, со злорад-ством Бранка и с заинтересованным сочувствующим любопытством многие друзья, наступил.
В зал суда набилось очень много народу, и все головы невольно поворачивались то налево, то направо – к двум женщинам, которые сидели с напряженными лицами, ничего не замечая во-круг, – к матери и невесте.
Бранка на первое заседание суда не пошла, отговорившись своей необыкновенной чувстви-тельностью.
– Что-то я такой чувствительности за мамой не замечала, – не преминула ядовито заметить на ходу Милена, но ей было не до матери. Накануне она упросила отца пойти с ней, и Арналду согласился. Теперь она была рада, что с ней рядом сидит отец. Милена верила, что он поможет ей в трудную минуту.
Пока не ввели Фернанду, она не отрывала глаз от Альсиу, пытаясь понять, насколько он уверен в благополучном исходе процесса, но на невозмутимом лице адвоката прочесть что-нибудь, хорошее или дурное, было невозможно.
Наконец судья объявил:
– Введите обвиняемого Фернанду Гонзаго.
Лидия затаила дыхание, сердце у нее заколотилось. Она умоляюще взглянула на судью: не-ужели он не видит, что этот большой мальчик с таким добрым лицом, темными страдающими глазами и по-детски пухлыми губами не может быть торговцем наркотиками?
– Снимите наручники, – распорядился судья. Сердце у Лидии забилось спокойнее: конечно, судья все видит. Почему он должен что-то иметь против ее мальчика?
– Прокуратура в лице прокурора выдвигает против Фернанду Гонзаго, у которого был най-ден наркотик кокаин в количестве пятидесяти граммов, обвинение по статье двенадцатой, – про-должал судья. – Обвиняемый! Подтверждаете ли вы этот факт?
– Нет, ваша честь.
Нанду был уверен в своей правоте, но обида за ту несправедливость, которой он подвергся, не могла не наделить его ответ напряженной страстностью.
Судья внимательно посмотрел на него: перевозбудимость? Эмоциональная неуравновешен-ность?
– Как тогда вы объясните тот факт, что в вашей сумке был найден наркотик? – спросил он.
– Я вижу две возможности, ваша честь. – Перейдя к делу, Нанду сразу успокоился и загово-рил толково и обстоятельно, как говорил обычно. – Первая: мне подсунули его еще на земле. В тот день у меня было очень много вылетов, я чувствовал себя усталым и дважды забывал свою сумку. Один раз в кабинете моего начальника Фаусту, второй раз – в раздевалке.
У Нанду было время на то, чтобы этот несчастный день припомнить в мельчайших подроб-ностях. Он мог рассказать его минута за минутой, и чем дальше, тем больше подозрений внушал ему Фаусту. Чего стоило только его заявление о том, что он, Фернанду, всегда ведет себя подоз-рительно? Что у него странные знакомые и странные разговоры по телефону? Вот их разговор в кабинете был и вправду странным, потому что выяснять какие-то там планы накануне вылета бы-ло просто глупо. С другой стороны, он сказал о Нанду и добрые слова комиссару… И все-таки, дал бы Бог выйти на свободу, и он нашел бы о чем поговорить с Фаусту.
– Что касается раздевалки, то я просто не помню, кто там был, но человека два-три, это точ-но! – продолжал он. – Второе предположение: наркотик мне подсунули в воздухе – один из пас-сажиров, когда все мы заметили полицейских на посадочной полосе.
– А вы заметили полицейских на посадочной полосе?
– Конечно. – Нанду даже улыбнулся. – Пассажиры мои забеспокоились, стали спрашивать, в чем там дело? Но я-то был совершенно спокоен. «Прилетим, узнаем», – отвечал я. Если бы нарко-тики были мои, что мне мешало выкинуть сумку в окно до посадки? Или не сумку, а сверточек?
В зале зааплодировали – так убедительно защищал себя Нанду. По лицу Альсиу тоже было видно, что он доволен. Очевидно, они вместе продумали шаг за шагом все аргументы, которые будут говорить в пользу сеньора Гонзаго.
– Расскажите подробно, что было с вашей сумкой с тех пор, как вы вышли из дома, и до того момента, когда у вас ее забрал полицейский, – попросил судья.
Сделанное подследственным замечание в самом деле выглядело убедительно: нужно было быть круглым идиотом, чтобы, имея в сумке кокаин и заметив проверяющий полицейский пат-руль, не избавиться от наркотика. На идиота парень походил мало. Но с другой стороны, у него могли быть связи и в полиции.
– Собираясь на работу, – начал рассказывать Нанду, очень ярко представив себе тот безза-ботный солнечный день, когда он собирался вот-вот расписаться с Миленой и думал об их новой квартире, – я положил в сумку то, что обычно: расческу, записную книжку, бумажник, документы и две фотографии с магнитом, которые обычно креплю на панель управления – моей сестры и… моей девушки.
Нанду отыскал Милену в зале, и она вся подалась ему навстречу, влюбленные загляделись друг на друга.
– Продолжайте, – сухо предложил судья.
– С сумкой за плечами, она у меня крепится как рюкзачок, потому что на работу я езжу на мотоцикле, я сел на мотоцикл и поехал.
Он почувствовал упругий ветер, который бил ему в лицо на мосту, почувствовал, как ему недостает этого ветра, потом он опять повторил, где оставлял сумку, рассказал, как его обыскива-ли и как он был изумлен, когда у него нашли наркотик.
– Почему вы пытались бежать? – задал вопрос судья.
– Да не пытался я бежать! – сердито ответил Нанду. – Я просто не принял всерьез всю эту глупость: что меня могут арестовать и прочее. Я просто очень спешил домой. А уж когда на меня навалились, я посопротивлялся.
И, глядя на широкоплечего Фернанду, публика легко представила себе, как сопротивлялся этот парень.
– Если бы я тогда понял, что мне нужно отстаивать свою жизнь, я бы, наверное, сопротив-лялся по-другому, – угрюмо добавил Нанду и тут же понял, что и сейчас он защищает свою жизнь, что именно сейчас решается его судьба. И он торопливо заговорил: – Я предполагаю, что кто-то был заинтересован в том, чтобы навредить мне, и подложил наркотик на земле.
– Предполагая, что действие было направлено против вас, кого вы подозреваете? – осведо-мился судья.
– Сеньора Фаусту Рибейру, – выпалил Фернанду.
– А на каком основании? – поинтересовался судья.
– Он уже не раз устраивал мне неприятности, – горячо заговорил Нанду, – подстроил пере-вод в другой штат и даже угрожал мне!
– Как же он вам угрожал? – Судья уже было расположился к молодому человеку, но столь явное желание выгородить себя и потопить другого настораживало.
– Мы с ним поссорились, и он грозился мне отомстить. «А теперь ты мстишь ему», – отме-тил судья про себя.
И задал следующий вопрос:
– Вы употребляете токсические вещества? Наркотики?
– Нет, ваша честь, никогда. Даже в школе я не пробовал наркотиков. И сейчас не пью, не курю.
На этом разговор с подследственным закончился, и начался допрос свидетелей.
Фаусту на суд не явился, чем вызвал большое замешательство у Милены. Ведь было пред-принято столько усилий, чтобы именно он дал показания. Больше всего она рассчитывала именно на него. Она терпеливо ждала, что, может быть, он еще появится. Говорили друзья, соседи, зна-комые. Хвалили Фернанду, вспоминали, какой он был всегда отзывчивый, обходительный.
– Он работяга, в мать. За чужой счет никогда не жил, – говорил один из соседей.
В целом картина складывалась благоприятная. Лидия с Миленой все с большим основанием надеялись на благополучный исход.
Но вот и последний свидетель, судебное заседание объявляется закрытым, а Фаусту нет как нет. Завтра заседание продолжится, и завтра же будет вынесен приговор.
Надежда теплилась во всех сердцах. Все расходились медленно, переговариваясь друг с другом.
Оставалось пережить ночь, и судьба Нанду будет решена…
По-разному ее пережили Нанду, Милена, Лидия и Бранка.
Нанду не спал, ему было не до сна. Он лежал и продумывал возможные варианты. Он верил в правосудие, верил в справедливость. Справедливость не могла не восторжествовать хотя бы по-тому, что он жил по ее законам и никогда никому не делал зла.
Но после того, что с ним случилось, после того как он, совершенно неповинный человек, оказался в тюрьме, он убедился, что зло и несчастье могут вторгнуться в твою жизнь и без види-мой причины. Поэтому, продолжая верить в лучшее, он не мог с убежденностью сказать: завтра меня освободят, и по-другому быть не может!
Интуитивно он чувствовал, что может быть и по-другому. И как только мысль об этом, дру-гом, исходе закрадывалась к нему в сердце, им овладевала нестерпимая тоска. Разве случайно он выбрал профессию пилота? Он всегда рвался на простор, в небо. В море, в небе он чувствовал себя свободным и счастливым. Средой его обитания был простор. Один только Бог знает, как дались ему дни тюремного заключения – наручники, тюремный режим, постоянное наблюдение. Но он превозмогал все, думая о своих близких, – Милене, матери, сестренке, отчиме. Мечтая о дне грядущей свободы. Но если завтра зло вновь восторжествует? И ему предстоят еще долгие дни в заточении? Ему, который истосковался по Милене, по своим близким. Ему, который истосковался по своему городу и улице, где родился. По мосту, через который мчался на мотоцикле. По ветру, который бил в лицо. По себе свободному.
– Нет, лучше смерть, чем жизнь в заточении! – к такому выводу пришел Нанду с первым рассветным лучом.
Милену первый рассветный луч застал на балконе. Всю ночь она провела в полузабытьи, не заснув всерьез и не бодрствуя – она чувствовала Нанду возле себя, она представляла себе его объ-ятия и поцелуи, она изнемогала от любви и неутоленной страсти. С первым лучом она вышла на балкон и звала начинающийся день, чтобы он наступил скорее, потому что он должен был вернуть ей Нанду, желанного, обожаемого, любимого…
Солнце пылало, и Милена чувствовала себя сродни этому пламенеющему, горячему светилу.
Бранка не заметила первого рассветного луча. Темные шторы в ее спальне были плотно за-двинуты, а перед сном она приняла снотворное. Она должна была хорошенько выспаться, чтобы выглядеть как можно лучше.
Еще с вечера она продумала свой туалет – строгое черное платье, бриллиантовые серьги и больше никаких украшений. Она хотела выглядеть благородной вдовой, умеющей с достоинством нести свое горе. Она-то не сомневалась, что ей придется разделить горе своей дочери, выражать сочувствие Лидии, и приготовилась к траурной церемонии заранее. А спала очень крепко и сладко, но под утро начала видеть сны. Тяжелые сны, неприятные – ей снилась Изабел в виде злобной черной птицы, она косилась черным круглым глазом и говорила:
– Я тебе отомщу за всех! Разорю твой дом! Разорю! Разорю!
Бранка старалась проснуться, чувствовала, что злобная птица – всего лишь сон, но никак не могла стряхнуть с себя тяжелую липкую одурь, которая мешала ей разлепить глаза и поднять с подушки голову. Так она и оставалась во власти злобной птицы-Изабел до той поры, пока Зила не пришла будить ее с дымящейся чашкой ароматного кофе.
Увидев Зилу, Бранка с облегчением вздохнула. А потом с ликующей радостью в груди вспомнила, какой для нее сегодня счастливый день. Сегодня осуществится ее первый замысел по спасению семейного достояния. А затем она примется за Изабел. И ее борьба завершится такой же ликующей победой. Поудобнее расположившись на шелковых подушках, Бранка с наслаждением отпила глоток душистого кофе.
Лидия всю ночь ворочалась с боку на бок. То ей хотелось, чтобы утро наступило как можно скорее, то она с испугом взглядывала на часы: куда же так торопится время? Она почти не сомне-валась, что Нанду освободят, и после мига ослепительнейшего счастья вновь погружалась в бес-покойство и тревогу, потому что будущее сына казалось ей и сомнительным, и опасным. Положа руку на сердце, она боялась фантазий Милены. Она видела, понимала, что Милена – хорошая де-вушка, что сходит с ума по ее сыну, и даже сама успела к ней привязаться, жалела ее, сочувство-вала. Но разве этого достаточно для прочного, надежного счастья? Нанду во всем послушен взбалмошной избалованной Милене, а она, совсем не зная жизни, вовлечет его в какую-нибудь авантюру, которая плохо кончится. Вот ведь уговорила она его расписаться тайком, и какой полу-чился скандал в ее семействе. Еще неизвестно, позволит ли Бранка дочери выходить замуж за Нанду после того, как он побывал в тюрьме. Она и до этого относилась к их браку неодобритель-но, иначе зачем бы понадобились Милене все эти тайны? А что, если ей снова поговорить с Бран-кой, раз они обе прекрасно понимают, что их детям не быть счастливыми вместе, и найти какой-то выход из этого положения? Дети их, конечно, не поблагодарят. Скорее возненавидят. Останутся их врагами, если узнают, что матери замышляли их разлуку.
Вот и ворочалась Лидия с боку на бок, раздумывая, как ей лучше поступить: то ли поло-житься на Господа Бога и терпеть, пока влюбленные сами не разбегутся, как разбежались Марселу и Эдуарда. Или все-таки вмешаться в судьбу детей, раз житейский опыт родителей подсказывает, что хорошего ждать от этого брака нечего?..